Крик петуха - Страница 15

— Посмотри, — сказал Витька с последней надеждой.

— Да… Забавная такая. Как на картинке.

— Я не про комету. Просто на звезды посмотри. Подольше… Похожи на что-нибудь?

Она смотрела целую минуту. Старательно.

— На огоньки. На искры… Они же разные…

Цезарь, тот увидел почти сразу. Если глядеть пристально, скоро многие звезды делались похожими на далекие-далекие светящиеся окна. Такие, как в маленьких домах, на окраине старого города. С переплетом в виде буквы «Т»…

Но сейчас Витька смотреть не стал. Все равно свои глаза другому не подаришь… Он решительно взял Люсю за кисти рук.

— Пойдем… Ух, замерзла-то, вся в гусиной коже.

Она не спорила. Только с какой-то мыслью свела брови и прикусила губу.

Вверх шли быстро и поднялись очень скоро. День ошарашил их своим жаром и светом. Люся зажмурилась, заулыбалась. Бросила на траву рубашку. Витька поднял, отцепил петушка. Скрутил рубашку жгутом, подпоясался. Значок приколол к майке, а фонарик стал заталкивать в карман на шортах.

— Откуда он такой? — спросила Люся с виноватой ноткой. — Никогда раньше не видела.

— Так… подарок.

Фонарик подарил Цезарь, здесь таких не делали.

— Знаешь, Вить, было очень интересно… — нерешительно сказала Люся. — Только я ужасно боюсь подземелий. Даже в погреб стараюсь не лазить лишний раз.

— Ничего. Все уже позади, — хмыкнул Витька.

— Может, ты жалеешь, что взял меня сюда? Или боишься, что разболтаю?

— Ни капельки, — искренне сказал он. Потому что знал: никто без него не найдет сюда дорогу. — Ладно, пошли…

— Ой, а ты опять хромаешь.

Нога снова болела.

— Ерунда. Я же говорю: стукнулся пяткой…

— Может, вылечишь ее… своим шариком?

— Неохота возиться. Почти не больно, дохромаю до дома.

— Дорога-то все-таки длинная…

Витька поморщился, Люся замолчала.

Наверное, она думала, что он злится или обижается. А он — ни то, ни другое. Просто было скучно. Так бывает иногда среди затянувшейся игры. Вдруг понимаешь — все надоело. Кругом по-прежнему бегают, шумят, веселятся, а тебе уже не хочется. И знаешь — сегодня больше ничего интересного не будет. Лишь пустой вечер перед сном…

Чтобы спрятать эту скуку, Витька сказал бодро:

— Длинной дороги не бойся! Я ведь хитрый. Сейчас перевалим через горку, а там шоссе и автобусы, через Яртыш идут. Остановка у самой «Сферы».

— Ой… а почему сюда не поехали на автобусе?

— Для пущей романтики. Чтобы путешествие…

Не объяснять же теперь, что такое локальный барьер и почему в Итта-даг можно пройти лишь у осыпи…

«Горка» оказалась ничего себе, забирались минут двадцать. Опять через дубняк и всякие колючки. Люся еще больше обтрепала юбочку и блузку. Но лезла за Витькой послушно и неутомимо.

Для спуска нашли удобную тропинку. И скоро стояли на обочине теплой от солнца бетонки, рядом с решетчатым павильоном автобусной остановки «Солнечные часы».

Сами часы видны были через дорогу. Низкий гранитный цоколь, на нем трехметровый наклонный круг с медными ликами солнца и месяца, черные числа и блестящий, как меч, треугольный перпендикуляр из нержавейки. Тень от него лежала между цифрами 4 и 5.

— Смотри-ка, уже половина пятого! То-то я такая голодная!

— Часы неправильно поставлены, — глядя вдоль тракта, сказал Витька. — Сейчас ровно четыре. То есть шестнадцать.

— Ох уж! Откуда ты знаешь?

Витька вынул и молча показал зеркальце. Под бисерным слоем микролампочек светилось красное, чуть размытое число 15.59 и прыгали, торопясь к нолям, секундные цифры.

— Подумаешь, — притворяясь беззаботно-упрямой, зевнула Люся. — Может, как раз у тебя неправильно. Элементы сели…

— Здесь нет элементов… Не веришь мне, поверь петуху. Петухи всегда в четыре часа пополудни орут. Слышишь?

— Не слышу…

— Да ты что! Вон там, за деревьями!

Из-за росших вдоль тракта разлапистых кленов от какого-то недалекого поселка долетел отчетливый петушиный крик.

— Не слышу, — снова сказала Люся.

Петух опять веселым штопором ввинтил в воздух свой сигнал.

В воздух? Или…

Люська же вот не слышит…

А может, и правда снова удрал от Филиппа, сидит под колоколом и орет на всю… на весь Кристалл?

А если не удрал? Если — нарочно?

Черт, здесь никогда ничего не узнаешь. То ли дело в Реттерберге…

«Ты врешь, — сердито сказал себе Витька. — Тебе просто хочется туда. Раньше обещанного срока… Дед опять будет ругаться, а отец скажет: „Какая тебя муха укусила…“»

«Ага, укусила… Пчелка за пятку…» И сразу — жуть воспоминания: летящая навстречу махина тележки, рубящий пространство кабель… А если все это связано? Петух, «пчела», непонятный страх?

Витька зажмурился, вздохнул, словно вновь пропуская над собой стремительную тяжесть робота.

«Да при чем здесь „пчела“? Это же просто дурацкий случай… У тебя, Витторио, кислое настроение, потому что не получился там, в храме, разговор. А к такому настроению все дурацкие мысли и страхи клеятся…»

А петух еле слышно, далеко, но все еще кричал.

«Но я же боюсь не за себя, — понял Витька. И посмотрел на Люсю. — И не за нее. Она здесь тоже ни при чем…»

— Люсь, часики все-таки точные, — сказал он твердо. — Хочешь на память? На, держи… — Он вложил зеркальце ей в ладонь. Да, это был подарок Цезаря, а подарки отдавать другим не полагается, но сейчас ничего другого Витька придумать не мог. Чем-то надо было загладить вину перед Люсей. Ведь то, что он сделает через минуту, будет плохо. Обидно для нее, непонятно.

Она смотрела и радостно, и неуверенно:

— А… почему? Я же…

— Надо, — вздохнул он. Желто-красный автобус из трех сцепок уже подкатывал, шипел тормозами.